Париж

КУРОПАТКИ, ПОХИЩЕННЫЕ ДУШИ И ПОСРАМЛЕННЫЙ САТАНА. РАССКАЗ ОБ ОДНОМ ВИТРАЖЕ ИЗ МУЗЕЯ КЛЮНИ

Если, гуляя по центру Парижа, двинуться от Сены вверх по бульвару Сен-Мишель (по левой стороне), дойти до отеля «Сквер Клюни», пересечь бульвар Сэн-Жермен, то аккурат окажешься у решетки небольшого Средневекового сада (Жардэн медьиваль). Прямо за решеткой видны живописные развалины, чем-то напоминающие римские термы. Собственно, это и есть римские общественные бани, в которых мылись местные галлы, приобщаясь к римским ценностям в городе, тогда называвшемся Лютецией. 

Римско-галльские термы. I-III века от Рождества Христова.

Если пройти дальше по Сэн-Мишель, вдоль решетки сада, до пересечения с улицей Рю-дю-Сомерар, повернуть здесь налево и пройти еще метров восемьдесят, то окажешься перед массивными двустворчатыми воротами в глухой стене с огромными зубцами.

Это – самое сердце Латинского квартала. Но так сразу этого не поймешь. Если не обратить внимания на табличку у крепостной стены,  то вряд ли можно догадаться, что за ней хранятся настоящие сокровища, богатства, ценности и чудеса, и что ворота эти ведут в удивительный мир французского Средневековья. Мы – у входа в Музей Клюни, или, если официально, «Национального музея Средневековья — термы и особняк Клюни»

Музей как национальное учреждение возник в 1843 году, когда государство выкупило из частного владения этот комплекс строений вместе с коллекцией средневековых и ренессансных экспонатов, собранной Александром дю Соммераром и являвшейся богатейшей уже на тот момент времени. Раньше, еще до Великой Французской революции, этот особняк, построенный в XIII веке, принадлежал Клюнийскому аббатству ордена Святого Бенедикта.

 Клюни – музей совершенно особенный. Практически о каждой, даже самой мелкой вещице, выставляемой здесь, можно говорить бесконечно. Но более всего известен этот музей своими гобеленами. Впрочем, мои собственные главные впечатления и воспоминания от Клюни другие, и ассоциации эти – не «Дама», и даже не «Единорог». («Дама и Единорог» – название самого знаменитого в мире гобелена, хранящегося в Клюни в одной тёмной-претёмной комнате…) 

Первая моя очень прочная ассоциация связана с книжной и сувенирной лавкой, через которую проходишь после покупки входного билета и через которую потом возвращаешься из Средневековья в наш подлунный мир. (Кстати, любой студент истфака УрФУ, хотя бы раз сдававший свои «хвосты» и подчищавший «долги», образовавшиеся у него перед музой Клио, либо просто бывавший на кафедре истории древнего мира и средних веков, видел образцы продукции, реализуемой в этой клюнийской лавке – несколько копий фрагментов средневековых гобеленов, висящих на стенах кафедры и привезенных из Парижа Валерием Павловичем Степаненко, настоящим эстетом, ценителем и большим знатоком всего самого прекрасного и самого отвратительного, что только можно сыскать в Средневековье). 

Так вот, проходя через это «чистилище» (в том смысле, что в этой лавке легко очиститься от лишних денег в твоем кошельке), я присмотрел несколько шикарно изданных книг о Клюни. Среди них был очень хороший каталог витражей из собрания музея. Выходя «оттуда», из Средних веков, и находясь под мощным впечатлением от увиденного, я, уже не задумываясь, взял эти книги и, даже не листая их, выложил требуемую сумму. (Нужно отдать должное – с маркетинговой точки зрения продумано здесь всё очень четко.) Париж мы покидали на следующее утро, так что книги были уложены в чемоданы, чемоданы плотно упакованы, поэтому возможность насладиться витражами «один на один» у меня могла появиться только по возвращении домой. И вот, «такой довольный», начинаю я листать книгу со средневековыми витражами … и вдруг обнаруживаю, что значительная часть шикарных цветных вкладок, из самой середины книги, наглейшим образом выдрана! Нет страниц с 29-й по 34-ю, и только обрывки у самого корешка нахально смеются надо мной. Это был удар под дых. Я долго от этого не мог отойти. И даже сейчас, когда вспоминаю о Клюни, в голову невольно приходит этот случай. В своей жизни я покупал огромное количество книг в самых разных странах – от специализированных шикарных магазинов в Оксфорде, Москве, Риме, Флоренции, Балтиморе, Лондоне и т.д. и т.п. до сельских магазинчиков где-нибудь в Красноуфимском районе или у дороги Туапсе–Апшеронск, – но такого вот со мной не бывало ни разу. И где? В самом центре Латинского квартала (Латинского, Карл!). В «мекке» французских и прочих интеллектуалов, ценителей всего прекрасного и изящного. (На самом деле, рядом находится Сорбонна, и это многое объясняет…)

Вторая моя главная клюнийская ассоциация также связана с витражами. И она, конечно, гораздо сильнее первой. И эту первую вторая, честно говоря, делает совершенно ничтожной и даже смешной.  

Вообще-то витражи нужно смотреть in situ, в том месте, для которых они и предназначались – в оконных проемах готических церквей. Париж стоило бы посетить даже ради оной только часовни Сент-Шапель с ее стрельчатыми окнами и бесконечными композициями из цветного стекла, устремляющимися куда-то в заоблачное небо. А если еще на дворе яркое солнце – впечатление совершенно непередаваемое. 

Всеобщее воскресение из мёртвых во время Второго пришествия. Медальон из Сент-Шапель. Около 1200 г. Музей Клюни

И все же витражи, представленные в Клюни – это случай совершенно особый. Тут можно разглядывать их в непосредственной близости, при этом они существуют здесь не внутри огромных и законченных композиций, вставленных в оконные проёмы. Отдельные элементы здесь, в музее, выделены из контекста. Каждый фрагмент витража, таким образом, превращается в совершенно самостоятельную картину, обладающую совершенно самостоятельной ценностью. А если учесть, что размещены они в темном пространстве, а подсветка, очень грамотно выстроенная, идет с противоположной от зрителя стороны, то легко понять, что опыт такого знакомства с этим видом искусства будет совсем иной, чем в готическом соборе или часовне. 

Конечно, клюнийские витражи, вызывают очень сильные чувства. Ты будто бы погружаешься в чудесный и фантастический мир – мир ярких и чистых красок, излучающих свет, в мир святых мучеников и блудниц, грешников и Сатаны, в мир рыцарей и монахов...

Но здесь я расскажу только об одном, совсем маленьком, фрагменте когда-то огромного витража. Официальное название этой вещицы – «Куропатки» (по-французски «Perdrix»). Это моя любимая вещь.

Куропатки. Фрагмент витража из Нормандии. Около 1500 г. Высота 0,28 м, ширина 0,79 м. Музей Клюни

Четыре куропатки – единственная сцена, сохранившаяся от когда-то большой витражной композиции. Благодаря этой утрате сцена эта сама по себе превратилась в шедевр. Ее очень трудно интерпретировать. Но можно попробовать. Цвет лапок позволяет определить птиц как красных куропаток (лат. Alectoris rufa), а то обстоятельство, что они собрались в кучку посреди зеленой травы, должно напомнить нам о том, что куропатки никогда не сидят на насесте и живут в стайках. Это – очень реалистичное изображение когда-то было самой нижней частью витража. Определить, что из себя представляла вся композиция, теперь уже невозможно. Известно, что витраж происходит из Нормандии и создан он был около 1500 года. Но какое здание он украшал? Можно предположить, что это был дворец какого-то важного сеньора, и тогда, возможно, здесь изображена сцена охоты. Но все же гораздо вероятней, что зданием, которое украшал этот витраж, была либо часовня, либо церковь. Что дает основания для такого предположения?  Прежде всего то, что куропатки очень часто встречаются в средневековых бестиариях, то есть в специальных трактатах, содержащих описания реальных и мифических животных (бестий). Сборники эти были проникнуты духом средневекового религиозного символизма, носили аллегорический характер и сопровождались нравоучительными выводами и наглядными картинками. Это была, в общем-то, не столько зоологическая, сколько морализаторская и религиозная литература. Такие бестиарии, как правило, подробно останавливались на повадках куропаток. Так, например, Амвросий Медиоланский обращает внимание, что куропатка кричит, «как Сатана, заманивающий толпы народа своим гласом». Но самая отвратительная привычка этих птиц – красть яйца из чужого гнезда и, таким образом, высиживать чужих птенцов. Однако птенцы, как указывают бестиарии, еще внутри яйца  запоминают голос своей настоящей матери, и если они потом вдруг услышат этот голос, то непременно возвращаются к ней, оставляя лживую воровку у «разбитой скорлупы». Из этого поучительного сюжета в Средние века выросла вполне предсказуемая аллегория – куропаток в те времена часто сравнивали с дьяволом и считали символом воровства, обмана и всяческой вообще лжи. Птенцы – это украденные дьяволом души, души соблазненных людей. Но Сатана непременно останется ни с чем, как только души эти сумеют расслышать голос своей Истинной Матери – голос Церкви Христовой. Так что дьявол в таком случае не имеет никаких шансов – он непременно будет посрамлен.

Демоны уволакивают грешную душу. Фрагмент витража, ок. 1240 г. Музей Клюни